Мир Смерти и твари из преисподней - Страница 53

Вот только они дурачки еще не понимали, что удирать-то им теперь некуда. Что прикованы они навек к этой планете. Потому что у тех, кто достаточно долго прожил на Моналои, начинался жуткий абстинентный синдром не только от отсутствия чумрита, но и от нехватки всех прочих факторов в комплексе: излучения, особого состава воды и воздуха, магнитных линий, подземных вибраций… Даже великий Свамп не взялся бы назвать всех факторов, формирующих психику и физиологию моналойца.

Так что обе воинствующие группировки были и смешны и трагичны в своем отчаянном стремлении изменить что-то на давно сошедшей с ума планете. Олаф пытался объяснять что-то и тем и другим лидерам. Излагал им в доступных терминах реальное положение дел. Лидеры приходили в ужас, не верили, потом до них доходило, они впадали в еще большее отчаяние, потом снова не верили. А в итоге все заканчивалось бессмысленными кровавыми схватками. Ведь калхинбаям проще было считать, что это шерстяные пришельцы виноваты в трагедии всего коренного населения Моналои. Стридеры в свою очередь обвиняли во всех грехах тупых и жестоких айдын-шовинистов, как они называли калхинбаев. Лидеры тех и других менялись часто, смертность среди них уж больно высока была. Но раз от разу понимание с пророком Троллькаром лучше у них не становилось.

Зато возникла легенда, что достаточно перетащить Троллькара на свою сторону – и победа обеспечена. Но Троллькар был выше этого и не поддерживал никого. Драка за него пошла нешуточная. Вот тогда и пришлось своих жрецов обучать азам единоборства. Конечно, в экстренных случаях выручал украденный с «Сегера» генератор защитного поля, но не хотелось размахивать им слишком часто. Бывшие братья по оружию могут и не простить такого. А лидеры оппозиции с годами катастрофически глупели, и жрецы – тоже. Единоборства осваивали они все хуже и хуже, а демагогию любили все сильнее. Олаф загрустил отчаянно и начал потихонечку спиваться, особенно когда открыл способ тонкой очистки местного самогона – изобрел так называемую «чорумовку». Алкоголь давал гораздо больше радости, чем местная дурь. Во всяком случае, ему. А на лучшую жизнь Олаф надеяться уже перестал.

Вот тут и появился Язон, захваченный вначале калхинбаями, косившими под охранников султана. Затем диковинного фруктовика попытались отбить стридеры. («Беги, спасай, держи, хватай! Наших бьют!») Кто-то из них сумел перехватить важный радиоразговор Свампа с султаном Азбаем и выедал, что фруктовики, которые спустятся с гор будут не новыми работниками, а особой кастой. В общем, устроена была засада, но жрецы Олафа-Троллькара под сурдинку сумели утащить бесчувственное тело и у тех, и у других. Когда же в очередное утро Олаф вынырнул из долгого запоя и узнал, кто именно сидит в алхинойской темнице… Ах, какие мысли завертелись у него в голове! Да только Язона уже не было в подвале. Ну, Олаф и отправил этих кретинов на поиски. Дескать, сбежавший человек – еще более великий пророк, чем сам Троллькар. В принципе, они действительно могли отыскать Язона, но вышло так, что он сам раньше пришел.

– Вот и вся история, – закончил Олаф, свой длинный рассказ.

Язон, разумеется, чувствовал, что история на самом деле далеко не вся, но объем обрушившейся на него информации и так уже был слишком велик, а время новых вопросов еще не настало.

И он решил уточнить всего лишь одну деталь:

– Олаф, а ты можешь сказать наверняка: мы летим сейчас на «Сегере»?

– Могу сказать наверняка: это не «Сегер».

– Почему? – поинтересовался Язон.

– Долго объяснять. Но вообще-то «Сегер» я знал как свои пять пальцев. А сейчас совершенно не удивлюсь, если окажется, что это вообще не фэдерский корабль.

– Ничего себе! – присвистнул Язон. – А чей же?

Олаф только плечами пожал. Бывший штурман не любил предположений – он предпочитал факты. И наверно, был прав.

Уже в следующую секунду, точно по заказу, корабль начал совершать маневр. Язон бы голову дал на отсечение, что это заход на посадку, причем с невысокой околопланетной орбиты. Если, конечно, не предположить, что их забросило каким-нибудь чудом на борт иногалактического корабля, летающего вообще не по нашим физическим законам и, в частности, умеющего нырять в кривопространство без малейших отрицательных эмоций для пассажиров в момент перехода. Язон еще никогда не слышал о таком. А он, честно говоря, старался всю жизнь исповедовать древний принцип «бритвы Оккама»: «Не умножай сущностей сверх необходимого». Потому и теперь предпочел не думать о всяких небылицах.

И тут резкий звук, напоминающий сигнал общей тревоги, донесся из самого центра сферического потолка, а возникшее там небольшое отверстие стало медленно расширяться, как диафрагма гигантского объектива.

Глава восемнадцатая

– А где Язон? – спросила Мета, когда Экшен, наконец, пришел в себя и уже можно стало надеяться на вразумительный ответ с его стороны.

Выглядел молочный брат Язона неважно. Исхудавший, в грязных обносках, с длинными свалявшимися волосами и жидкой клочковатой бородой, лицо и руки в шрамах, ссадинах, кровоподтеках, вокруг глаз – черные круги, а взгляд затравленный и жалкий. В общем, сломали человека. И как он сюда попал, почему, зачем? Все эти вопросы промелькнули в голове у Меты, удивив ее саму внезапным проявлением совсем не пиррянского праздного любопытства. Какое ей дело до некого зверолова и охотника Экшена из заштатного окраинного мирка со скучным и длинным именем Поргорсторсаанд? Существенным было лишь одно – местонахождение Язона. Но несчастный Экшен, узнав Мету, расклеился окончательно. Обильные слезы потекли по его грязным щекам, плечи начали вздрагивать, ноги подкосились. Он смеялся и плакал, и бормотал какую-то невнятицу по-моналойски, точно забыл навсегда язык цивилизованных людей.